RU

Интервью с Александром Сергеевичем Комаровым, д. ю. н., профессором кафедры международного частного права ВАВТ, экс-председателем МКАС при ТПП РФ

February 17, 2021

Александр Сергеевич, расскажите, пожалуйста, вкратце о вашем карьерном пути. Как вы попали в арбитраж?

В начале 1970-х годов я окончил международно-правовой факультет МГИМО, куда в 1960-е влился Институт внешней торговли, став его факультетом. 

После учебы я попал на работу в центральный аппарат Министерства внешней торговли. К нам приходили юристы из всесоюзных внешнеторговых объединений, благодаря им и произошло мое первое знакомство с арбитражем. Однако я рассматривал арбитраж лишь как часть моей работы. В середине 1970-х я уехал в Западный Берлин работать в торговом представительстве СССР. А вернувшись в Москву и работая в Министерстве внешней торговли, получил приглашение стать докладчиком Внешнеторговой арбитражной комиссии при Всесоюзной торговой палате (ВТАК). Я стал участвовать во внешнеторговых арбитражных разбирательствах, составлять проекты арбитражных решений. После трех лет работы в договорно-правовом управлении министерства меня командировали в Швецию, в торговое представительство СССР в Стокгольме.

В Стокгольме проходили арбитражные разбирательства с участием советских объединений, так как в контракты с западными фирмами включались арбитражные оговорки на арбитраж в Швеции как нейтральной стране. Тут уже в силу служебного положения я полностью влился в арбитражную проблематику.

Как раз на тот период пришлось мое первое дело, в котором я участвовал уже как арбитр. Шел 1981 год. Затем почти четыре года через меня проходили многие дела между советскими объединениями и Западом. Благодаря этому в Стокгольме мне довелось познакомиться и с ведущими шведскими юристами. 

В 1987 году меня ввели в список арбитров Морской арбитражной комиссии (МАК) при ТПП СССР. В те времена число арбитров было ограниченно, и мне было предложено стать членом этого органа после того, как скончалась Римма Леонидовна Нарышкина – мой научный руководитель по кандидатской диссертации. В 1989 году я стал заместителем председателя Арбитражного суда при ТПП СССР, в который был переименован ВТАК.

В 1993 году, когда был принят российский закон о международном коммерческом арбитраже, меня избрали председателем МКАС, и этот пост я занимал до 2010 года.

Что сыграло ведущую роль в вашем назначении председателем МКАС?

У меня уже был накоплен опыт международного арбитража, в котором участвовали отечественные предприятия. После 1991 года, когда внешнеторговая монополия советского государства прекратила свое существование, большое число российских предприятий стали самостоятельно заключать внешнеторговые сделки, не обладая опытом их ведения. Возникало много проблем, которые в соответствии с арбитражными оговорками во внешнеторговых контрактах должны были решаться в Стокгольме и не только. Арбитражные разбирательства, как правило, проходили на английском языке. Для участия в таком процессе – и тем более в обсуждении арбитражного решения – нужно было владеть языком достаточно свободно. В России специалистов с опытом международного арбитража и знанием иностранного языка было совсем немного.

Довольно часто меня назначала арбитром не сторона истца или ответчика, а Арбитражный институт Торговой палаты Стокгольма. Когда иностранный партнер предъявлял иск, ответчик должен был представить отзыв и по крайней мере назначить арбитра со своей стороны. Российские же компании не понимали или не знали, что, как правило, для назначения арбитра есть 30-дневный срок, и пропускали его. А дальше включался механизм назначения арбитра «за того парня», то есть за сторону, которая его не назначила, соответствующим арбитражным центром. В таких случаях стокгольмский институт, чтобы соблюсти паритет, чаще всего назначал российского арбитра, число которых было весьма ограниченно и одним из которых оказывался ваш покорный слуга, поскольку за годы работы в Стокгольме стал известен в шведских юридических кругах как имеющий отношение к международному арбитражу. 

Вот так складывалась моя арбитражная карьера, хотя изначально я занимался в целом иностранным торговым правом и не стремился именно в сферу арбитража. А затем практика потребовала определенных усилий и с моей стороны.

Когда вы решили перейти от практики к академической карьере?

Я с самого начала старался как-то соединить науку и практику. Сразу после окончания института поступил в заочную аспирантуру, при этом еще работал в министерстве. Совмещать работу и учебу было непросто, но, когда я был аспирантом, меня начали приглашать вести семинары в МГИМО и Академии внешней торговли. Тогда уже я почувствовал вкус к преподаванию, мне нравилось. 

Когда мой срок работы в Стокгольме закончился, я буквально за год стал старшим преподавателем в академии. К этому времени я уже защитил кандидатскую. А позже смог написать докторскую диссертацию, хотя работа в качестве председателя МКАС требовала очень много времени. В 1989 году мне предложили стать заведующим кафедрой международного частного права в ВАВТ. В этом году исполняется 30 лет, как я занимаю эту должность.

Вы были председателем МКАС на протяжении 17 лет. Чем отличается работа МКАС сегодня от того времени, когда вы были его главой?

Я стал руководителем МКАС в очень тяжелый период для страны в целом: шли 1990-е годы. В арбитраж попадали споры, которые раньше вообще отсутствовали. Люди, которые участвовали в арбитражных разбирательствах в МКАС, тоже были новые, ранее не занимавшиеся международным арбитражем. Однако они привносили туда опыт, приобретенный в совершенно других областях юриспруденции и судебной практики, не осложненной иностранным элементом. Преподавания международного арбитража в вузах не было. В этот период на Западе предпринимались попытки подорвать доверие к российскому арбитражу различными путями, начиная с обвинений в коррупции и кончая отказом признать МКАС правопреемником действовавшего в советский период арбитражного суда. Я поставил для себя задачу сохранить МКАС, поскольку в условиях спонтанного реформирования всей экономической системы России он мог кануть в Лету, как и многое другое.

Стало необходимо популяризировать арбитраж в нашей стране. Уходило очень много времени на ликбез. Тогда арбитраж был чем-то совершенно непривычным для большинства российских юристов. Их представление об арбитраже было основано на представлении о государственном судопроизводстве, а не на особой правовой природе арбитража (третейского суда). 

Сегодня ситуация изменилась?

Я считаю, что полного понимания отличия государственной судебной системы от арбитража до сих пор нет. Думаю, на это осознание потребуется еще поколение. Подавляющее большинство предпринимателей не принимают коммерческий арбитраж всерьез. А госсуды мало доверяют третейским.

Поэтому у нас не развита и медиация? 

Да, в частности, потому, что медиация не государственный способ разрешения споров. И у предпринимателей в результате медиации не будет официального документа, которым они могли бы защититься, как броней. Например, два предпринимателя решили урегулировать проблему мирным путем. Предполагается, что один другому делает уступки, отказывается от требований. Но затем, например, налоговая инспекция может указать, что в результате отказа один из предпринимателей получил необоснованную налоговую выгоду и уклонился от уплаты налогов. И наш государственный суд встанет на сторону инспекции.

Предприниматели и государство еще должны дорасти до осознания того, что медиация необходима, хотя разговоров об этом много. У нас этого понимания нет и по объективным причинам: на сегодняшний день мы находимся лишь в стадии формирования рыночного хозяйства. 

Горячая новость – получение лицензии Гонконгским арбитражным центром (HKIAC). Что принесет HKIAC право на администрирование споров с российскими сторонами? Получение такого разрешения больше вопрос статуса или реальная необходимость?

Этот шаг подтверждает авторитет Гонконгского арбитражного центра и, самое главное, его желание расширять свои возможности. 

Добавился и новый вариант выбора арбитражного регламента для наших предпринимателей. При согласовании контракта российского и иностранного предприятия, находящихся в одной географической зоне, на Дальнем Востоке, российское предприятие теперь может сказать: хорошо, будем разрешать споры по регламенту HKIAC, но в России. Еще важно, что в данном случае будет применяться российский закон об арбитраже.

Тем не менее принципиальных изменений этот шаг не дает. Если бы после реформы у нас не было такого странного законодательства, можно было бы обойтись без получения лицензий и администрировать споры по иностранному регламенту. Еще несколько лет назад я сам выступал председателем состава арбитров в споре, который по соглашению сторон должен был рассматриваться в Москве, но по правилам Арбитражного института Торговой палаты Стокгольма. Однако нынешний закон о третейском разбирательстве такое запрещает, что лишает российские предприятия возможности перенесения места арбитража в Россию, даже если спор рассматривается по правилам зарубежного арбитражного института. 

Александр Сергеевич, расскажите, пожалуйста, вкратце о вашем карьерном пути. Как вы попали в арбитраж?

В начале 1970-х годов я окончил международно-правовой факультет МГИМО, куда в 1960-е влился Институт внешней торговли, став его факультетом. 

После учебы я попал на работу в центральный аппарат Министерства внешней торговли. К нам приходили юристы из всесоюзных внешнеторговых объединений, благодаря им и произошло мое первое знакомство с арбитражем. Однако я рассматривал арбитраж лишь как часть моей работы. В середине 1970-х я уехал в Западный Берлин работать в торговом представительстве СССР. А вернувшись в Москву и работая в Министерстве внешней торговли, получил приглашение стать докладчиком Внешнеторговой арбитражной комиссии при Всесоюзной торговой палате (ВТАК). Я стал участвовать во внешнеторговых арбитражных разбирательствах, составлять проекты арбитражных решений. После трех лет работы в договорно-правовом управлении министерства меня командировали в Швецию, в торговое представительство СССР в Стокгольме.

В Стокгольме проходили арбитражные разбирательства с участием советских объединений, так как в контракты с западными фирмами включались арбитражные оговорки на арбитраж в Швеции как нейтральной стране. Тут уже в силу служебного положения я полностью влился в арбитражную проблематику.

Как раз на тот период пришлось мое первое дело, в котором я участвовал уже как арбитр. Шел 1981 год. Затем почти четыре года через меня проходили многие дела между советскими объединениями и Западом. Благодаря этому в Стокгольме мне довелось познакомиться и с ведущими шведскими юристами. 

В 1987 году меня ввели в список арбитров Морской арбитражной комиссии (МАК) при ТПП СССР. В те времена число арбитров было ограниченно, и мне было предложено стать членом этого органа после того, как скончалась Римма Леонидовна Нарышкина – мой научный руководитель по кандидатской диссертации. В 1989 году я стал заместителем председателя Арбитражного суда при ТПП СССР, в который был переименован ВТАК.

В 1993 году, когда был принят российский закон о международном коммерческом арбитраже, меня избрали председателем МКАС, и этот пост я занимал до 2010 года. 

Что сыграло ведущую роль в вашем назначении председателем МКАС?

У меня уже был накоплен опыт международного арбитража, в котором участвовали отечественные предприятия. После 1991 года, когда внешнеторговая монополия советского государства прекратила свое существование, большое число российских предприятий стали самостоятельно заключать внешнеторговые сделки, не обладая опытом их ведения. Возникало много проблем, которые в соответствии с арбитражными оговорками во внешнеторговых контрактах должны были решаться в Стокгольме и не только. Арбитражные разбирательства, как правило, проходили на английском языке. Для участия в таком процессе – и тем более в обсуждении арбитражного решения – нужно было владеть языком достаточно свободно. В России специалистов с опытом международного арбитража и знанием иностранного языка было совсем немного.

Довольно часто меня назначала арбитром не сторона истца или ответчика, а Арбитражный институт Торговой палаты Стокгольма. Когда иностранный партнер предъявлял иск, ответчик должен был представить отзыв и по крайней мере назначить арбитра со своей стороны. Российские же компании не понимали или не знали, что, как правило, для назначения арбитра есть 30-дневный срок, и пропускали его. А дальше включался механизм назначения арбитра «за того парня», то есть за сторону, которая его не назначила, соответствующим арбитражным центром. В таких случаях стокгольмский институт, чтобы соблюсти паритет, чаще всего назначал российского арбитра, число которых было весьма ограниченно и одним из которых оказывался ваш покорный слуга, поскольку за годы работы в Стокгольме стал известен в шведских юридических кругах как имеющий отношение к международному арбитражу. 

Вот так складывалась моя арбитражная карьера, хотя изначально я занимался в целом иностранным торговым правом и не стремился именно в сферу арбитража. А затем практика потребовала определенных усилий и с моей стороны.

Когда вы решили перейти от практики к академической карьере?

Я с самого начала старался как-то соединить науку и практику. Сразу после окончания института поступил в заочную аспирантуру, при этом еще работал в министерстве. Совмещать работу и учебу было непросто, но, когда я был аспирантом, меня начали приглашать вести семинары в МГИМО и Академии внешней торговли. Тогда уже я почувствовал вкус к преподаванию, мне нравилось. 

Когда мой срок работы в Стокгольме закончился, я буквально за год стал старшим преподавателем в академии. К этому времени я уже защитил кандидатскую. А позже смог написать докторскую диссертацию, хотя работа в качестве председателя МКАС требовала очень много времени. В 1989 году мне предложили стать заведующим кафедрой международного частного права в ВАВТ. В этом году исполняется 30 лет, как я занимаю эту должность.

Вы были председателем МКАС на протяжении 17 лет. Чем отличается работа МКАС сегодня от того времени, когда вы были его главой?

Я стал руководителем МКАС в очень тяжелый период для страны в целом: шли 1990-е годы. В арбитраж попадали споры, которые раньше вообще отсутствовали. Люди, которые участвовали в арбитражных разбирательствах в МКАС, тоже были новые, ранее не занимавшиеся международным арбитражем. Однако они привносили туда опыт, приобретенный в совершенно других областях юриспруденции и судебной практики, не осложненной иностранным элементом. Преподавания международного арбитража в вузах не было. В этот период на Западе предпринимались попытки подорвать доверие к российскому арбитражу различными путями, начиная с обвинений в коррупции и кончая отказом признать МКАС правопреемником действовавшего в советский период арбитражного суда. Я поставил для себя задачу сохранить МКАС, поскольку в условиях спонтанного реформирования всей экономической системы России он мог кануть в Лету, как и многое другое.

Стало необходимо популяризировать арбитраж в нашей стране. Уходило очень много времени на ликбез. Тогда арбитраж был чем-то совершенно непривычным для большинства российских юристов. Их представление об арбитраже было основано на представлении о государственном судопроизводстве, а не на особой правовой природе арбитража (третейского суда). 

Сегодня ситуация изменилась?

Я считаю, что полного понимания отличия государственной судебной системы от арбитража до сих пор нет. Думаю, на это осознание потребуется еще поколение. Подавляющее большинство предпринимателей не принимают коммерческий арбитраж всерьез. А госсуды мало доверяют третейским.

Поэтому у нас не развита и медиация? 

Да, в частности, потому, что медиация не государственный способ разрешения споров. И у предпринимателей в результате медиации не будет официального документа, которым они могли бы защититься, как броней. Например, два предпринимателя решили урегулировать проблему мирным путем. Предполагается, что один другому делает уступки, отказывается от требований. Но затем, например, налоговая инспекция может указать, что в результате отказа один из предпринимателей получил необоснованную налоговую выгоду и уклонился от уплаты налогов. И наш государственный суд встанет на сторону инспекции.

Предприниматели и государство еще должны дорасти до осознания того, что медиация необходима, хотя разговоров об этом много. У нас этого понимания нет и по объективным причинам: на сегодняшний день мы находимся лишь в стадии формирования рыночного хозяйства. 

Горячая новость – получение лицензии Гонконгским арбитражным центром (HKIAC). Что принесет HKIAC право на администрирование споров с российскими сторонами? Получение такого разрешения больше вопрос статуса или реальная необходимость?

Этот шаг подтверждает авторитет Гонконгского арбитражного центра и, самое главное, его желание расширять свои возможности. 

Добавился и новый вариант выбора арбитражного регламента для наших предпринимателей. При согласовании контракта российского и иностранного предприятия, находящихся в одной географической зоне, на Дальнем Востоке, российское предприятие теперь может сказать: хорошо, будем разрешать споры по регламенту HKIAC, но в России. Еще важно, что в данном случае будет применяться российский закон об арбитраже. 

Тем не менее принципиальных изменений этот шаг не дает. Если бы после реформы у нас не было такого странного законодательства, можно было бы обойтись без получения лицензий и администрировать споры по иностранному регламенту. Еще несколько лет назад я сам выступал председателем состава арбитров в споре, который по соглашению сторон должен был рассматриваться в Москве, но по правилам Арбитражного института Торговой палаты Стокгольма. Однако нынешний закон о третейском разбирательстве такое запрещает, что лишает российские предприятия возможности перенесения места арбитража в Россию, даже если спор рассматривается по правилам зарубежного арбитражного института. 

Беседовал Дмитрий Артюхов, главный редактор Arbitration.ru

Dmitry Artyukhov
Dmitry Artyukhov
Editor-in-chief
Arbitration.ru
Moscow