«Не специализируйтесь на арбитраже слишком рано!» интервью с руководителем московского Mannhemer Swartling Фредериком Рингвистом

Фредрик Рингквист – партнер и руководитель московского офиса крупнейшей в Скандинавии юридической фирмы Mannheimer Swartling. Он уже 15 лет занимается международными спорами и с 2012 года постоянно живет в России. 

Фредрик редко общается со СМИ, но для нашего журнала сделал исключение. Успешный шведский юрист рассказал Arbitration.ru о том, почему в Швеции важно учить русский язык, как представлять дело шведским арбитрам и на что следует обратить внимание молодым юристам на старте карьеры. 

Фредрик, традиционный вопрос: как вы попали в арбитраж?

Тема судебной практики, разрешения споров интересовала меня еще с университетских времен. Моя дипломная работа была во многом посвящена процессуальным вопросам. Если можно так сказать, меня вообще привлекала атмосфера судов.

Затем я продолжил работу в практике по разрешению споров Mannheimer Swartling – крупнейшей юридической фирме Скандинавии, в которой трудятся более 500 человек. К настоящему моменту мой стаж в фирме уже 15 лет.

Раньше, чтобы получить статус адвоката, в Швеции нужно было два года проработать в качестве младшего судьи, и я сделал этот первый карьерный шаг в окружном суде Стокгольма. Этот опыт пригодился мне в дальнейшем, так как арбитражное разбирательство порой приходит в государственный суд – например, на стадии признания и исполнения решений.

Кроме того, в Швеции в целом очень развит арбитраж, не только международный, но в том числе и между шведскими сторонами, и это тоже повлияло на мой выбор карьеры.

Чем больше всего привлекает арбитражная практика?

Я занимаюсь арбитражем уже 15 лет, и каждый процесс по-своему уникален. Уникально сочетание сторон, арбитров, экспертов и, конечно, фактов. Поэтому арбитражный юрист должен, на мой взгляд, обладать талантом историка: ему нужно изложить последовательность событий на протяжении довольно длительного периода – от одного года до десяти лет – и подкрепить ее доказательствами. Разумеется, у стороны-оппонента будет свое видение развития событий, причем это не значит, что другая сторона искажает факты, – это другой взгляд на вещи. Такое случается сплошь и рядом, не только в судебных процессах, но и в межличностных отношениях, политике, журналистике и т.д. Вообще арбитраж – это плавильный котел, где сталкиваются правовые системы, культуры, ценности, подходы. 

Почему Россия?

В начале карьеры я не думал, что буду связан с Россией и стану заниматься именно коммерческими спорами, – я мечтал о карьере адвоката или судьи. Тем не менее, когда я попал в Mannheimer Swartling, ко мне начали приходить дела, связанные с разрешением споров сторон из СНГ. Я немного знал русский язык: в то время в Швеции была обязательная военная служба, и, хотя русский учили очень немногие, изучение языков позволяло избежать размещения на очень холодном севере Швеции. Мой отец был дипломатом и работал в России какое-то время, отчасти поэтому в армии я выбрал именно русский. В конце 1990-х я также провел полгода в МГУ. Кроме того, моим наставником был профессор Кай Хобéр, обладавший большим опытом разрешения споров с участием сторон из Советского Союза. 

Как вы считаете, почему Советский Союз остановил свой выбор именно на арбитраже в Стокгольме?

Конечно, Швеция получила широкую известность как центр по разрешению споров во времена советско-американской торговли, но это произошло неслучайно – определенные предпосылки уже существовали. Закон об арбитраже был принят в Швеции в 1929 году. При этом нейтралитет Швеции был не так однозначен. Советский Союз наверняка предпочел бы более коммунистически настроенную страну. А американцы относились к Швеции с большой настороженностью из-за того, что она одобряла освободительное движение в постколониальных государствах Африки, в том числе и тех, которые поддерживал Советский Союз. С другой стороны, с тех времен и по сей день Швеция стремится быть «моральной сверхдержавой», поддерживающей мир на всем земном шаре, и арбитраж вписывается в эту концепцию как цивилизованный метод разрешения международных споров. 

Разумеется, напрямую коммерческий арбитраж не разрешает политические вопросы. Хотя наверняка правительства соответствующих стран относятся к крупным спорам не только с хозяйственной, но и с политической точки зрения, как, например, в споре «Нафтогаза» и «Газпрома». 

Вы участвовали в этом споре?

Нет, во всяком случае не напрямую. И это к лучшему, потому что иначе мы потеряли бы множество клиентов в России.

Какие проекты вы ведете для российских клиентов?

Обычно я представляю российские стороны в стокгольмском арбитраже, а также иногда в Париже, в ICC. Чаще всего это споры из международной купли-продажи товаров. Однако я представляю стороны и в других разбирательствах, связанных со строительством, инфраструктурой и т.д.

Чего ожидают от вас российские стороны как от шведского юриста? 

Мы оказываем поддержку, если российские стороны хотят провести третейское разбирательство в Швеции, и у нас для этого все есть – как знание шведского языка и права, так и понимание русского языка и менталитета.

На каком языке вы чаще всего представляете клиентов – на английском, на русском?

Как правило, мы работаем с английским языком, но в последнее время в стокгольмском арбитраже проводится все больше разбирательств на русском и по российскому материальному праву. И здесь я вижу перспективы роста для стокгольмского арбитража.

В 2014 году вышла статья «In Moscow’s Shadow», в которой вы предсказывали, что российские стороны уйдут из лондонских арбитражей в другие центры, свободные от санкций, например Гонконг и Сингапур. Как вы видите эту ситуацию теперь?

Конечно, нельзя сказать, что все споры с участием российских сторон перетекли в Азию. Но в целом выбор места арбитража стал гораздо более горячей темой для дискуссии. Многие компании, которые ранее судились в Европе, просто следуя примеру остальных, теперь стали относиться к своему выбору гораздо более внимательно.

Если говорить о Лондоне, то еще до 2014 года шли разговоры о том, что для российских сторон судиться там очень дорого, да и в целом общее право англосаксонских стран и привычное российским сторонам континентальное право слишком далеки друг от друга.

Возросла ли роль Швеции как места арбитража за эти пять лет?

Думаю, Швеции как минимум удалось сохранить свой статус и реноме нейтрального места арбитража в глазах российских сторон. Если посмотреть статистику обжалования арбитражных решений в государственных судах Швеции (а в целом количество обжалованных решений очень незначительно), то можно увидеть, что именно российским сторонам удавалось добиться отмены решения чаще остальных. Что, по крайней мере для меня, свидетельствует о том, что у шведских судов нет предубеждения против компаний из России. 

Что вы думаете об изменениях в шведском законе об арбитраже?

Я бы не назвал их революционными. Во многом это кодификация уже сложившейся практики. Конечно, их нельзя сравнить с российской арбитражной реформой.

Как часто вы назначаете российских арбитров, если назначаете вообще?

Мы назначали российских арбитров во многих процессах. Мне кажется, в России нет недостатка в квалифицированных арбитрах, у вас многообещающее молодое поколение юристов. Роль российского арбитража в будущем возрастет.

Каково ваше мнение о российской арбитражной реформе?

Я ориентируюсь на ситуацию в Швеции, и мне кажется, что запретами и ограничениями многого не добьешься. С другой стороны, хотя в Швеции практически каждый может зарегистрировать арбитражное учреждение, доминирующим и широко известным является только Арбитражный институт Торговой палаты Стокгольма (SCC). Стороны выбирают его не потому, что все остальные арбитражные учреждения запрещены, а исходя из его возможностей и репутации. Я уверен, что со временем пользователи арбитража сами выберут наиболее надежные и эффективные арбитражные учреждения, а остальные будут получать все меньше и меньше дел. Избыток регулирования редко дает хороший результат. 

Вы участвовали в инициативе по созданию арбитражного центра при Ассоциации европейского бизнеса.Какова судьба этого проекта?

К сожалению, такая же, как и у большинства арбитражных учреждений в России. Этот центр не получил лицензии на осуществление деятельности от российских властей. Что прискорбно, потому что Ассоциация европейского бизнеса объединяет крупные и серьезные компании, активно работающие в России. Я не знаю, будет ли АЕБ подавать подобную заявку снова.

В 2014 году вы в соавторстве написали статью «Crimean conundrum», посвященную зарубежным инвестициям на территории Крыма, описав существовавшую там ситуацию как «юридическое месиво» (legal quagmire) из украинского и сменившего его российского права. И действительно, с объектами иностранных инвестиций на территории Крыма связано множество международных арбитражных процессов. Стала ли ситуация более определенной сегодня?

Конечно, это политически острый вопрос. Вряд ли какая-либо юридическая фирма посоветует иностранным инвесторам вкладывать средства в активы на спорной территории, и это не бином Ньютона. Во многом это обусловлено санкциями, которые могут последовать со стороны США или ЕС. Ситуация вокруг Крыма остается неразрешенной.

На конференции РАА «Слияния и поглощения» в ноябре 2018 года представители крупных компаний не раз упоминали, что в их юридических департаментах появились целые антисанкционные отделы или выделены специалисты, которые занимаются только вопросами санкционного режима. Предоставляет ли московский офис Mannheimer Swartling своим клиентам подобный антисанкционный консалтинг?

Да! Санкции – это чрезвычайно важный вопрос для многих клиентов. Подобный антисанкционный отдел создан и в рамках нашей фирмы. Из-за санкций начался целый ряд арбитражных процессов. Наша фирма занимается мониторингом санкционного режима, отчего усилилась нагрузка и на корпоративную практику, и на отдел разрешения споров.

Будем надеяться, что когда-нибудь мы вернемся к жизни без санкций и контрсанкций! Какими будут приоритетные направления для работы Mannheimer Swartlingв России?

Надеюсь, что мы увидим больше скандинавских инвесторов в России и наша фирма будет сопровождать их деятельность! К сожалению, за последние пять лет на российском рынке появилось очень мало новых скандинавских игроков. Однако уже присутствующие на российском рынке скандинавские компании увеличили свои инвестиции.

Приоритетным останется и арбитраж в Скандинавии. Мы видим множество арбитражных оговорок, указывающих на SCC или на разрешение споров по шведскому праву. Я верю, что разрешение споров в Швеции останется очень популярной услугой нашей компании.

Вы живете в России с 2012 года. Чем отличается ваше представление о стране от представления ваших соотечественников?

Когда меня спрашивают, как живется в России, я обычно прошу моих собеседников приехать сюда и посмотреть самим. До Швеции всего два часа полета. При этом у многих шведов есть вполне определенные суждения о России и русских, хотя они ни разу здесь не были. Стереотипы очень легко разрушаются, когда ты лично сталкиваешься с культурой и видишь все своими глазами. Приехавшие сюда мои знакомые были приятно удивлены. Если же говорить об арбитражном сообществе, то оно производит очень хорошее впечатление, особенно молодое поколение студентов, интересующихся международными спорами.

Приятно это слышать! Возможно, однажды эти юристы будут представлять интересы сторон в Стокгольме перед такими арбитрами, как ваш наставник Кай Хобер. Как нам понять шведов? Каковы главные черты шведского характера?

Посмотрите на шведский дизайн. Здесь господствует минимализм. Думаю, он говорит и о шведском характере. Конечно, это большое обобщение, но шведские арбитры ценят умение сжато, эффективно изложить свою позицию, оперируя только очень относимыми фактами. Пафосные выступления, которые мы видим в некоторых других юрисдикциях, едва ли найдут отклик у шведских арбитров, да и в целом у других опытных специалистов МКА.

Что, по-вашему, важнее – документы или устная презентация дела перед составом арбитража?

Здесь нужно учитывать характеры арбитров, то, насколько они готовы к слушанию дела и насколько внимательны к деталям. Одни арбитры настроены вникнуть в суть, другим важно узнать лишь общую канву и ключевые аспекты спора. Некоторые арбитры узнают суть дела от представителя стороны в первый день слушания. 

Тем не менее при рассмотрении дела важны и письменная, и устная части: нельзя написать хороший иск или ответ на иск и надеяться только на него. Важно уметь адаптировать заранее продуманное устное выступление к реальной ситуации на слушании. Устная часть хороша тем, что позволяет наблюдать живую реакцию на вашу позицию и соответственно менять стратегию подачи. Как правило, видно, какие факты кажутся арбитрам неважными или не относящимися к делу. Но, к сожалению, далеко не все представители сторон умеют перестраивать свою речь на ходу.

Что вы посоветуете молодым юристам, которые хотят попасть в сферу арбитража?

Может быть, мой ответ покажется неожиданным, но не специализируйтесь на арбитраже слишком рано! Нет ничего плохого в том, чтобы участвовать в мут-кортах. Но юридические фирмы ищут в юных кандидатах готовность выполнять широкий спектр функций и вряд ли пойдут вам навстречу, если на собеседовании вы скажете, что хотите заниматься только арбитражем. Освойте торговое право! И будьте готовы попробовать себя в разных областях. Если ваша цель – стать хорошим специалистом в области арбитража, то опыт работы в корпоративном праве, M&А, с договорами пойдет только в плюс.

Интервью и перевод с английского:

Дмитрий Артюхов, главный редактор Arbitration.ru