Английский язык в шведских судах, рассматривающих дела, связанные с международным арбитражем
Вопрос использования английского языка в спорах с иностранным элементом актуален для целого ряда европейских стран, в которых английский не является государственным. Он был затронут и в контексте новелл шведского закона об арбитраже, среди которых можно кратко упомянуть следующие[1]:
- решение состава арбитража о наличии у него компетенции можно будет оспорить в апелляционном суде (швед. hovrätt, англ. court of appeal)в качестве первой инстанции;
- ограничивается возможность подать иск в суд первой инстанции о компетенции арбитров параллельно с арбитражным производством;
- в случае если ранее назначенный арбитр не может исполнять свои обязанности, упрощается возможность для стороны назначить нового арбитра;
- созданы законодательные рамки для процессов с участием более двух сторон;
- закон прописал право состава арбитража решать, какое материальное право применимо к спору;
- сокращаются и конкретизируются возможности оспорить арбитражное решение в случае превышения арбитрами своих полномочий;
- уменьшаются сроки подачи ходатайств об отмене, изменениях и признании недействительными арбитражных решений (с трех до двух месяцев);
- при оспаривании арбитражных решений и компетенции арбитров в шведском апелляционном суде (в качестве первой инстанции) расширена возможность представления доказательств на английском языке (без перевода);
- обжалование в Верховном суде Швеции решения апелляционного суда теперь возможно только при получении разрешения на это от самого Верховного суда (в дополнение к разрешению апелляционного суда).
Кроме того, в результате реформы закон Швеции об арбитраже приобрел новую ст. 45a,действующую с 1 марта 2019 года. Она посвящена использованию английского языка в шведских судах в процессах об отмене, изменении и признании недействительными решений МКА и оспаривании компетенции арбитров. В переводе на русский язык статья гласит:
В судебном процессе по ст. 2 ч. 2, 33, 34 и 36 апелляционный суд по ходатайству одной из сторон может заслушать устные свидетельские показания на английском без перевода на шведский язык.
Сказанное в первом абзаце применимо также к судопроизводству в Верховном суде.
Этот текст, одобренный парламентом, идентичен внесенному правительством законопроекту. Правительство, однако, согласилось только с частью нововведений, предложенных специально созданным для разработки законопроекта комитетом (в форме travaux préparatoirs, или подготовительных материалов), который в своем отчете предлагал:
– наделить апелляционные суды полномочиями по ходатайству одной стороны и с согласия другой в приемлемой степени проводить слушание на английском языке;
– обязать апелляционные суды предоставлять по запросу общественности необходимую информацию об идущих по-английски слушаниях с помощью переводов или иным подходящим способом;
– обязать апелляционные суды предоставлять переводы на английский язык протоколов заседаний, а также окончательных и процессуальных решений вскоре после их составления/вынесения.
Правительство констатировало, что стороны еще до реформы могли подавать письменные свидетельские показания по-английски, поэтому в данном отношении законодательных изменений не требуется. А обязывать апелляционный суд отдельно выдавать информацию о представленных на английском устных и письменных доказательствах правительство не сочло необходимым.
Тот факт, что в результате реформы использование английского языка в апелляционных судах расширилось лишь незначительно, был встречен критикой в арбитражных кругах.
В ходе подготовки рекомендаций по модернизации арбитражного законодательства Швеции вышеупомянутый специальный законодательный комитет изучил использование английского языка в других странах и констатировал стремление допустить английский в качестве языка судопроизводства в коммерческих спорах с иностранным элементом в целом ряде стран. В частности:
– воФранцииТорговый суд Парижа создал специальные подразделения, где судопроизводство может проходить на английском, немецком или испанском языке в зависимости от языковых знаний судьи;
– в Швейцариитрадиционно можно подавать в суд документы на языке, отличном от официального языка соответствующего кантона, без перевода, если стороны и суд об этом договорились, а ряд судей проводят примирительные процедуры по-английски;
– в Германиив спорах с иностранным элементом стороны могут совместно отказаться от своего права на устного переводчика и провести разбирательство по-английски (все заявления сторон, протокол и решения суда должны, однако, составляться на немецком языке)[2].
Что касается конкретно оспаривания арбитражных решений в апелляционных судах Швеции, то еще до реформы 2019 года апелляционные суды, выступающие в качестве первой инстанции по таким делам, чаще всего не требовали перевода материалов дела, представленных сторонами в качестве доказательств, на английском языке, в том числе самого оспариваемого арбитражного решения (хотя нередко ходатайствующая сторона по собственной инициативе представляла такой перевод). Иногда суд просил представителей стороны дать перевод наиболее существенной части решения.
Еще до реформы апелляционный суд нередко вел переписку в таких процессах с представителями сторон на английском языке, а в процессе слушаний в Апелляционном суде округа Свеа, расположенном в Стокгольме, на долю которого приходится абсолютное большинство ходатайств об отмене, изменении и признании недействительными арбитражных решений, и ранее допускались устные свидетельские показания на английском языке без перевода (при условии, что никто из участников и присутствующих в зале суда не возражает), хотя сами слушания проходили по-шведски.
Надо отметить, что в Швеции практически невозможно получить юридическое, да и любое высшее образование без удовлетворительного знания английского языка, которое является обязательным условием для поступления в вузы. Базовое юридическое образование (4,5 года) может отличаться по содержанию в разных университетах, но неизменно включает ряд специализированных курсов и профессиональную литературу по различным областям шведского и международного права на английском языке. Поэтому и для судей, и для шведских представителей сторон юридический английский язык является привычным рабочим инструментом.
В публикации The English Proficiency Index еще несколько лет назад отмечалось, что около 65% всех шведов знают английский, что вывело Швецию на первое место по этому показателю среди неанглоязычных стран (впереди Голландии и Дании). Для образованной части населения и молодежи можно говорить о практически всеобщем владении английским языком, хотя бы пассивном.
Законодательный комитет приводит в своем отчете ряд аргументов в пользу того, чтобы разрешить более широкое использование английского языка в касающихся арбитража процессах в апелляционных судах.
В частности, это позволило бы сторонам, которые вели арбитражный спор на английском, продолжить свои прения на английском, тем самым экономя время и деньги, что, в свою очередь, усилило бы привлекательность Швеции как места рассмотрения международных арбитражных споров в глазах иностранных участников.
Однако не следует забывать, что в абсолютных цифрах речь идет об очень незначительном количестве процессов. Из всех оспоренных арбитражных решений, по собранной комитетом статистике, 42% были на английском; и в этих случаях можно предполагать, что стороны предпочли бы вести процесс оспаривания решений тоже по-английски. Это соответствует всего восьми ходатайствам в год, из которых 38% либо отзываются, либо отклоняются, и только 62% (то есть в среднем пять ходатайств в год) рассматриваются по существу и завершаются вынесением решения апелляционного суда.
Комитет пришел к выводу, что все это не дает достаточно веских аргументов и оснований для того, чтобы допустить ведение всего процесса, в том числе заседаний и протоколов, а также вынесение решений шведских судов на английском языке.
В пользу судопроизводства на шведском языке в таких процессах комитет указал следующее:
– в настоящее время едва ли возможно обеспечить практические механизмы использования английского в качестве языка разбирательства в шведских судах, в частности потому, что это требует дополнительной подготовки судей, а также наличия у них опыта ведения процесса и написания решений по-английски, что потребовало бы не оправданных целями экономических затрат. Отчасти это можно обеспечить привлечением ведущих адвокатов с соответствующим опытом, однако в этом случае ставится под сомнение независимость апелляционных судов и коллегиальное сотрудничество их судей. В долгосрочной перспективе, по-видимому, все же возможно привлечь к постоянной работе в судах соответствующих профессионалов;
– решения апелляционных судов, особенно в случаях, когда они являются окончательными и не допускают обжалования, часто имеют значение не только для участников конкретного спора, но и для развития правоприменительной практики, а в ряде случаев подлежат исполнению в самой Швеции;
– не следует забывать, что согласно шведскому закону о языке[3]шведский язык является основным языком Швеции, общим для жителей страны, а государственные органы несут особую ответственность за использование и доступность этого языка для всего населения. Все государственные документы должны составляться на шведском языке. В том же законе указывается общее правило, что шведский является языком судопроизводства (хотя из него возможны исключения). При этом судебный процесс в Швеции открытый и доступный для широкой общественности, которая, таким образом, вправе требовать информации по-шведски.
Одновременно с этим комитет констатировал, что в свете незначительного количества дел, которые, возможно, рассматривались бы на английском, если бы у сторон был выбор, и в силу ограниченного (фактически не обнаруженного) интереса к ним широкой общественности, не владеющей английским, допустимо исключение из общих правил, отраженных в законе о языке. Однако на настоящий момент комитет считает предпочтительным для апелляционных судов продолжать вести протоколы и выносить решения по-шведски. Еще один аргумент: в случае судопроизводства на английском языке подготовленные на шведском решения, нуждающиеся в переводе на английский, должны были бы передаваться внештатным переводчикам еще до того, как стали бы известны самим сторонам, что вызывает серьезную озабоченность с точки зрения конфиденциальности.
В целом, как было сказано выше, правительство сочло достаточным допустить заслушивание устных показаний без перевода, и этим ограничилась реформа в сфере использования иностранного языка и облегчения участия иностранцев в указанных спорах.
Я лично считаю, что проведенная реформа практически не изменила и не облегчила ситуацию в области языка. Привлечение устного переводчика для перевода свидетельских показаний на слушании – в отличие от необходимости заранее подготовить письменные переводы – никак не откладывает возможное начало слушания и едва ли заметно увеличивает его продолжительность (особенно в случае синхронного перевода), в то время как дополнительные расходы на судебного переводчика, по оценке комитета, составляют порядка 200 евро/день за одного переводчика, что несущественно повышает размер судебных расходов независимо от того, кто в конечном итоге их понесет. В ситуации, когда протоколы и решения, в том числе отражающие свидетельские показания, должны в любом случае составляться на шведском языке, наличие шведского переводчика для устных показаний представляется скорее полезным и экономичным: уменьшается риск недопонимания показаний судом, а судьям и иным работникам суда не приходится самостоятельно письменно переводить на шведский услышанное на английском языке, рискуя неточно и непоследовательно использовать терминологию в своем переводе и вдобавок тратя на это время. Те участники процесса, которые предпочтут слушать показания на языке оригинала, могут делать это беспрепятственно и при наличии переводчика.
В качестве следующего шага мне представляется рациональным допустить рассмотрение указанных категорий судебных дел и вынесение решений по ним на английском языке, если английский являлся языком арбитража и арбитражного решения. Такой подход видится оптимальным с точки зрения арбитражно-процессуальной и судебной экономии. Он дает заметные преимущества иностранным участникам процесса (без ущерба для возможных шведских участников, ранее уже согласившихся на рассмотрение своего спора по-английски) и тем самым добавляет привлекательности Швеции как месту проведения арбитража. Что касается профессиональной компетенции работников судов, кажется естественным сосредоточить все шведское судопроизводство по таким делам в одном Апелляционном суде округа Свеа, который уже по факту рассматривает абсолютное большинство таких дел. Это позволило бы более концентрированно использовать имеющихся экспертов, инвестировать ресурсы в их профессиональную подготовку и предоставить им возможность как можно чаще применять свои навыки на практике. Это же оправдало бы наем высокопрофессиональных штатных переводчиков, что позволило бы решить вопрос о конфиденциальности и недопустимости передачи информации внештатным специалистам.
Если же говорить об обеспечении доступа к судебным материалам широкой общественности, надо отметить, что общее количество дел, где в порядке исключения использовался бы английский язык вместо шведского, как предложено выше, очень незначительно, а сами эти процессы по своему характеру, как правило, интересны лишь специалистам в области разрешения споров, прекрасно владеющим английским. В маловероятных случаях проявления общественностью интереса к получению информации на шведском языке суды могли бы предоставлять информацию о характере проходящих процессов и общем содержании конкретных документов. В целом такое исключение в специальном законодательстве из общих принципов закона о языке, как мне кажется, было бы оправданным.
Наталья Хольм,
независимый советник по юридическим вопросам, Стокгольм
[1]Более подробно об основных изменениях читайте в материале Татьяны Михалевой в этом выпуске.
[2]Översyn av lagen om skiljeförfarande.SOU 2015:37,139.
[3]Swedish Language Act. Swedish Code of Statutes no: 2009:600;https://www.regeringen.se/contentassets/9e56b0c78cb5447b968a29dd14a68358/spraklag-pa-engelska.