Дело Лаптева, или Подходы английских судов к рассмотрению требований российских кредиторов о возбуждении отдельного банкротства на территории Великобритании
Продолжающаяся более двух лет пандемия COVID-19 оказывает значительное влияние на мировую экономику. Как следует из отчета Euler Hermes[1], результатом принятия серьезных мер государственной поддержки бизнеса и ограничений на возбуждение процедур банкротства стало увеличение глобального индекса несостоятельности, значение которого, по прогнозам экспертов, в 2022 году вырастет на 15% (в 2018 году – 11%). При этом на фоне уменьшения показателей 2020–2021 годов (–12 и –6% соответственно) данный скачок вверх может стать особенно ощутимым.
Одновременно с повышением числа споров о несостоятельности (банкротстве)[2] в России также постепенно намечается тренд на увеличение трансграничных банкротств, которые стали новой реальностью в связи с ростом возможностей банков и иных крупных кредиторов в части розыска активов за рубежом и обращения на них взыскания. Особую сложность в ведении таких дел представляет отсутствие законодательного регулирования трансграничного банкротства и отказ от принятия Россией Типового закона ЮНСИТРАЛ о трансграничной несостоятельности.
Введение процедур несостоятельности (банкротства) в отношении должника также может оказать значительное влияние на исполнение арбитражных соглашений, продолжение арбитражных процессов и исполнение арбитражных решений.
Как отмечается в отчете, подготовленном Международной ассоциацией юристов (IBA Toolkit on Insolvency and Arbitration)[3], даже в том случае, когда национальные юрисдикции не запрещают продолжение арбитражного разбирательства, приведение в исполнение арбитражных решений, как правило, осуществляется через единый коллективный процесс о несостоятельности[4]. В большинстве юрисдикций данная мера служит базовой гарантией прав иных кредиторов должника, которые не являлись сторонами арбитражного разбирательства.
Анализ практики применения законодательства о трансграничном банкротстве важен для планирования процедур приведения в исполнение иностранных арбитражных решений в отношении несостоятельного должника. В частности, в юридическом сообществе широко обсуждалось рассмотренное лондонским Высоким судом правосудия дело по иску ПАО «ВТБ Банк» (далее – банк) к Валерию Владиславовичу Лаптеву (решение от 26 февраля 2020 года)[5].
В 2007–2017 годах В. В. Лаптев являлся президентом промышленной группы «Генерация», крупнейшего в России производителя нефтегазового бурового оборудования. В обеспечение по кредитным договорам ПГ «Генерация» В. В. Лаптев выдал личное поручительство в пользу банка. Применимым правом по договору поручительства было российское право.
В связи с возбуждением в России процесса о несостоятельности (банкротстве) ПГ «Генерация» банк заявил к В. В. Лаптеву требования по договору поручительства на сумму порядка 25 млн фунтов стерлингов. 15 июня 2017 года было возбуждено личное банкротство В.В. Лаптева. 30 августа 2017 года требования банка включили в реестр требований кредиторов в рамках данного личного банкротства.
28 сентября 2018 года вслед за обязательным требованием долга банк обратился в лондонский Высокий суд правосудия с заявлением о возбуждении процедуры банкротства в отношении В. В. Лаптева на территории Англии и Уэльса. В основание требования банка был положен тот же долг по договору поручительства, который уже входил в российский реестр требований кредиторов.
В рамках рассмотрения заявления банка суд выделил три вопроса для анализа:
· о применимом праве;
· о наличии юрисдикции для открытия отдельного дела о банкротстве по заявлению кредитора, уже включенного в российский реестр требований;
· о наличии у В. В. Лаптева места жительства на территории Англии и Уэльса.
Непосредственное отношение к теме настоящей статьи имеет ответ на второй вопрос, однако ввиду их тесной взаимосвязи мы кратко рассмотрим все.
Вопрос о применимом праве
Данный пункт в рассматриваемом деле был ключевым, поскольку применимое право диктует выбор норм, на основании которых решается вопрос о возможности подачи отдельным кредитором заявления о возбуждении процедуры банкротства на территории Англии и Уэльса.
Суд исходил из того, что введение процедуры банкротства и объявление моратория на заявление требований вне данной процедуры порождает одновременно процессуальные и материальные правовые последствия. В то время как процессуальные вопросы подчиняются процессуальному праву суда (lex fori), материальные регулируются законом, применимым к существу отношения (lex causae).Руководствуясь подп. «с» п. 1 ст. 12 Регламента «Рим I»[6], согласно которому способы правовой защиты относятся к материальным вопросам и регулируются правом, применимым к договору, и учитывая, что стороны выбрали российское право в качестве права, применимого к договору поручительства, суд пришел к выводу о необходимости применения российского права. Как следствие, при решении вопроса о возможности открытия банкротства на территории Англии и Уэльса по заявлению кредитора суд руководствовался нормами российского права.
Вопрос о наличии у суда полномочий открыть отдельное дело о банкротстве по заявлению кредитора, уже включенного в российский реестр требований
Следует отметить, что вопросы трансграничного банкротства в российском законодательстве остаются неурегулированными, а в судебной практике до настоящего времени не выработан единый подход. Английский суд был вынужден обратиться к заключениям экспертов сторон, которые в отсутствие сформировавшегося подхода носили субъективный характер.
В частности, эксперты представили два альтернативных варианта. Эксперт ответчика (В. В. Лаптева) заявил, что включение требований в российский реестр требований прав кредиторов – единственное средство правовой защиты и возбуждение зарубежного банкротства будет противоречить российскому Закону о банкротстве[7]. В обоснование данной позиции он ссылался на практику по внутренним спорам, которая запрещает заявление внутренних требований вне рамок дела о банкротстве.
Эксперт истца (банка), напротив, указывала, что российское законодательство напрямую не запрещает возбуждение отдельных дел о банкротстве в отношении должника за пределами страны, а вопрос о допустимости такого заявления является частью публичного порядка, применяя который нужно учитывать два обстоятельства: намерения кредитора (действует он в личных или коллективных интересах) и добросовестность должника в части раскрытия в российском банкротстве информации о наличии активов за рубежом.
Принимая подход, предложенный экспертом ответчика, суд отметил, что выяснение намерений кредитора на практике может вызвать значительные сложности. Существует риск открыть ящик Пандоры, когда каждый из мажоритарных кредиторов, обладающих достаточными ресурсами, будет пытаться возбудить отдельный процесс вопреки общим интересам участников банкротства.
Как следствие, лондонский суд сделал вывод, что заявленный долг по договору поручительства только условно принадлежит банку, не является подлежащим оплате по смыслу подп. «b» п. 2 ст. 267 английского Закона о несостоятельности 1986 года[8]и не дает банку возможности возбудить отдельное дело о банкротстве на территории Англии и Уэльса.
Вместе с тем, по мнению суда, это не лишает кредиторов В. В. Лаптева возможности разыскивать активы в Англии и Уэльсе через арбитражного управляющего в соответствии с Директивой о трансграничном банкротстве 2006 года (SI 2006/1030). Арбитражный управляющий может получить в управление или для реализации активы должника в Великобритании, подать заявление о возбуждении банкротства в соответствии с английским законодательством о банкротстве (если соблюдаются необходимые требования).
Таким образом, Высоким судом правосудия сформирован подход, согласно которому кредиторы, включенные в российский реестр требований, не могут возбудить вторичное банкротство на территории Англии и Уэльса по тому же требованию. Право открытия зарубежного вторичного банкротства принадлежит арбитражному управляющему, действующему в интересах всех кредиторов.
Отметим, что ст. 13 Типового закона ЮНСИТРАЛ о трансграничной несостоятельности позволяет кредиторам возбуждать дело о банкротстве в отношении гражданина в зарубежной юрисдикции. Но это не снимает вопроса о допустимости заявления о возбуждении дела о банкротстве, основанного на требовании кредитора, которое включено в реестр в другой стране. По всей видимости, данный вопрос должен разрешаться каждым государством отдельно. Из решения по делу Лаптева тем не менее не следует, что английское право не допустило бы такого заявления. Согласно тексту решения, препятствием стало применение российского права, которое проблему отдельного банкротства гражданина в зарубежной юрисдикции никак не регулирует.
Вопрос о наличии места жительства на территории Англии и Уэльса
Делая вывод о наличии у В. В. Лаптева места жительства на территории Англии и Уэльса, суд руководствовался имеющимися прецедентами[9]и учел следующие обстоятельства: наличие в собственности недвижимости, оплата стоимости недвижимости и ремонта, перечисление денег в пользу бывшей супруги, периодические поездки в Лондон, проведение во время таких поездок времени с бывшей супругой и детьми.
И хотя банк-кредитор не смог открыть отдельное банкротство в отношении В. В. Лаптева на территории Англии и Уэльса, данное право сохраняется у арбитражного управляющего, действующего в интересах всех кредиторов.
По сути, суд должен был решить, куда сместить баланс сил в подобных делах. На одной чаше весов – интересы банков и иных крупных кредиторов с их возможностями по розыску активов за рубежом и обращению на них взыскания (и эти действия не всегда выполняются в общих интересах кредиторов), на другой – интересы должников, которые порой намеренно скрывают свои зарубежные активы, сохраняя их вне процедуры российского банкротства и ущемляя тем самым интересы кредиторов.
Найденный судом подход, на наш взгляд, не является единственно возможным, и в зависимости от деталей каждого дела (включения либо невключения в российский реестр, наличия доказательств действий в интересах всех кредиторов и т.д.) вывод может быть и иным. В то же время принятие Россией Типового закона ЮНСИТРАЛ могло бы способствовать более быстрому и эффективному достижению необходимого баланса.
Александра Герасимова, руководитель проектов в области разрешения споров
«ФБК Право»
[1]URL: https://www.eulerhermes.com/en_global/news-insights/economic-insights/insolvencies-well-be-back.html.
[2]Показатель прироста глобального индекса несостоятельности на 2022 год составляет 12%.
[3]URL: https://www.ibanet.org/LPD/Dispute_Resolution_Section/Arbitration/toolkit-arbitration-insolvency.
[4]Explanatory report, Q23, Q25.
[5]URL: http://www.bailii.org/ew/cases/EWHC/Ch/2020/321.html.
[6]Regulation (EC) № 593/2008 of the European Parliament and of the council of 17 June 2008 on the law applicable to contractual obligations (Rome I).
[7]Федеральный закон от 26 октября 2022 года № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)».
[8]Insolvency Act 1986. URL: https://www.legislation.gov.uk/ukpga/1986/45/contents.
[9]Reynold Porter Chamberlain LLP v Khan [2017] BPIR 722.